Грузия и ЕС: Битва принципов или развод по расчету?
Всего два года назад, в декабре 2023 года, Грузия, казалось, сделала исторический шаг, получив от Совета Европейского союза заветный статус кандидата на вступление. Это было воспринято как триумф многовекторной внешней политики и подтверждение европейского выбора народа. Однако сегодня, в конце 2025 года, политический климат между Тбилиси и Брюсселем напоминает ледниковый период. Решение правящей партии «Грузинская мечта» отказаться от переговоров о вступлении в ЕС до 2028 года и от бюджетной помощи союза прозвучало как гром среди ясного неба ещё в 2024 году. Что стоит за этим резким разворотом и означает ли он окончательный отказ от евроинтеграции?
От надежды к конфронтации: Хроника охлаждения
Путь Грузии к европейским структурам всегда был тернист. Подав заявку на членство в марте 2022 года, Тбилиси изначально оказался в тени Киева и Кишинева. Если Украина и Молдова относительно быстро получили статус кандидатов, то Брюссель выдвинул Грузии ряд предварительных условий, касающихся демократических реформ. Статус кандидата был получен лишь в конце 2023 года, и то с оговорками.
Переломным моментом стала победа «Грузинской мечты» на парламентских выборах в конце 2024 года. Окрепнув на внутреннем политическом поле, партия власти решила кардинально изменить риторику. Премьер-министр Ираклий Кобахидзе объявил о «паузе» в переговорах с ЕС, мотивируя это необходимостью экономически подготовиться к членству к 2030 году. Однако за словами о «достойном вступлении» без «попрошайничества» последовали куда более резкие заявления. Кобахидзе открыто обвинил Брюссель в использовании переговоров как «средства шантажа» и «инструмента для разделения общества».
Эта риторика была немедленно подхвачена другими высокопоставленными чиновниками. Спикер парламента Шалва Папуашвили и вовсе поставил под сомнение саму пользу от членства в ЕС, заявив, что оно приведет к уступке суверенитета и потере экономических связей с Китаем и странами СНГ. В его словах прозвучала не только критика европейской бюрократии, но и откровенные выпады в адрес отдельных политиков, в частности, главы МИД Литвы, которого он обвинил в поддержке оппозиционных митингов.
Внешнее давление или защита суверенитета? Две стороны одного конфликта
Позицию грузинских властей можно анализировать через призму защиты национального суверенитета. Тбилиси категорически отвергает то, что он считает прямым вмешательством во внутренние дела. Визиты европейских дипломатов, таких как министр иностранных дел Литвы Габриелюс Ландсбергис или председатель ОБСЕ Элина Валтонен, на оппозиционные митинги воспринимаются правительством как недопустимая поддержка несистемной оппозиции. Отмена встречи с Валтонен и отзыв немецкого посла Петера Фишера для консультаций – это демонстративные шаги, показывающие, что Тбилиси больше не намерен терпеть то, что он называет «оскорблениями и манипуляциями».
Ключевыми камнями преткновения стали и внутренние законодательные инициативы. Принятие закона «О прозрачности иностранного влияния», прозванного оппонентами «законом об иноагентах», а также закона о запрете ЛГБТ*-пропаганды (*движение ЛБГТ запрещено в РФ и признано экстремистким), были встречены в Брюсселе с резкой критикой. Европейская комиссия прямо связывала их отмену с дальнейшим продвижением процесса интеграции. Однако грузинские власти проявили несгибаемость. Министр иностранных дел Мака Бочоришвили назвала эти требования «фантазиями», подчеркнув, что Грузия «не предаст национальные интересы в ответ на шантаж».
Власти утверждают, что за поддержкой оппозиции стоят попытки иностранных сил организовать государственный переворот, ссылаясь на беспорядки у президентского дворца в октябре. В этом контексте отказ от европейских грантов выглядит как стремление обезопасить себя от любого внешнего влияния.
Расколотая страна: Внутриполитическое измерение кризиса
Решение «Грузинской мечты» не было встречено всеобщим одобрением внутри страны. Улицы Тбилиси, в частности проспект Руставели, уже несколько месяцев являются ареной для почти ежедневных, хоть и не массовых, протестов. Оппозиция и часть общества отказываются признавать легитимность парламентских выборов и считают курс правительства предательством национальных интересов.
Наиболее ярким выражением внутреннего раскола стала позиция бывшего президента Саломе Зурабишвили. Она не только встала на сторону протестующих, но и заявила о завершении «марша из Европы в Россию», назвав действия власти «конституционным переворотом». Ее заявление о том, что она является «единственным законным институтом» в стране, хотя и не подкрепленное реальными полномочиями, символически углубило политический кризис. Даже после инаугурации нового президента Михаила Кавелашвили, Зурабишвили продолжает считать себя легитимной, что создает уникальную ситуацию двоевластия, пусть и в риторическом ключе.
Евросоюз, со своей стороны, через официального представителя главы дипломатии ЕС Анитту Хиппер, дал понять, что считает действия «Грузинской мечты» репрессивными и не соответствующими принципам Союза. Работа над санкциями и перенаправление финансовой поддержки в обход правительства на гражданское общество и журналистов свидетельствует о глубоком кризисе доверия.
Что дальше? Сценарии для Грузии и ЕС
На данный момент Грузия выбрала курс на конфронтацию. Объявленная «пауза» – это не просто техническая задержка, а фундаментальный пересмотр формата отношений с Брюсселем. Власти Тбилиси демонстрируют, что готовы пожертвовать перспективой скорого членства в ЕС ради защиты того, что они понимают под национальным суверенитетом и независимостью внутренней политики.
Однако этот курс чреват серьезными рисками. Экономические последствия отказа от сотрудничества с ЕС и возможного охлаждения отношений с ключевыми торговыми партнерами могут быть ощутимы. Внутриполитическая стабильность также под вопросом: протесты и радикализация оппозиции создают напряженность, которая может вылиться в новые потрясения.
Стратегический расчет «Грузинской мечты», по-видимому, основан на мнении, что грузинский европейский выбор является необратимым и что ЕС, в конечном счете, будет вынужден вести переговоры на новых условиях, без «диктата». Но Брюссель, с его принципиальной позицией в отношении верховенства права, вряд ли пойдет на уступки.
Таким образом, евроинтеграция Грузии действительно откладывается на неопределенный срок. Но вопрос не в дате – 2028, 2030 или позже. Вопрос в том, сможет ли Грузия в своем стремлении к суверенитету сохранить европейскую перспективу, и готов ли Евросоюз иметь дело с партнером, который так открыто бросает ему вызов. Пока что стороны говорят на разных языках, а мосты если и не сожжены, то серьезно повреждены.